«Я никогда не взялся бы сегодня за «Чио-Чио-сан», если бы эта история меня так не терзала, мучительно не раздирала на части. Этот душевный нарыв постоянно ноет, жжет, отдает в каждой клеточке. Человеческая боль не имеет временных и исторических границ, она не зависит ни от национальности, ни от социальной среды. Английская версия трагической любви Лукреции, французская история Травиаты, японская – Баттерфлай объединены для меня страданием и отчаянием Женщины.
В нашем спектакле «Чио-Чио-сан» события развиваются в Японии в послевоенные годы, после чудовищных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Я поместил героев в более жестокое время, попытался снять элемент декоративности с оперы – минимум декораций, минимум бутафории. Сцена оказалась обнаженной, раздетой, как и люди, которые жили в нищее, голодное время. Ничего лишнего, ничто не отвлекает. Только Человек в его фатальном одиночестве и всепоглощающая Боль.
Я воспринимаю любовь Пинкертона к Баттерфлай как нечто, напоминающее гуманитарную помощь из Америки. Природа этих отношений чудовищна. И, в конечном итоге, взрыв нравственный оказывается сильнее и страшнее ядерного взрыва в Хиросиме и Нагасаки».